О ДОБРОТЕ.
Лев Толстой, пьеса
Дети: Маша и Миша, перед домом строят для кукол шалаш.
Миша (с сердцем на Машу). Да не то. Ту палку тащи. Непонятная!
Старуха (выходит на крыльцо, крестится и приговаривает). Спаси её Христос! Вот душа ангельская. Всех жалеет.
(Дети перестают играть, смотрят на старуху)
Миша. Ты о ком?
Старуха. Об матушке об вашей. Помнит Бога. Нас, бедных, жалеет. Вот и юбку дала, и чайку, и деньжонок. Спаси ее господи, царица небесная. Не так, как тот нехристь. «Много вас, говорит, шляется». И собаки такие же злые. Насилу ушла.
Маша. Это кто же?
Старуха. Да напротив винополки. Ох, недобрый барин. Ну да бог с ним. Спасибо ей, голубушке, наградила, утешила горемычную. И как бы жить нам, кабы таких людей не было. (Плачет)
Маша (к Мише) Какая она добрая.
Старуха. Вырастете, детки, также не оставляйте бедноту. И вас Бог не оставит. (Старуха уходит.)
Миша. Какая она жалкая.
Маша. А я рада, что мама ей дала.
Миша. А я не знаю, отчего не давать, когда есть. Нам не нужно, а ей нужно.
Маша. Ты помнишь, как Иоанн Креститель говорил: у кого две одежды, отдай одну.
Миша. Да, когда вырасту, я всё буду отдавать.
Маша. Всё нельзя.
Миша. Отчего нельзя?
Маша. А сам как же?
Миша. А мне всё равно. Надо быть всегда добрым. И всем хорошо будет.
И Миша бросил играть и пошел в детскую, оторвал от тетради листок и написал что-то в него и положил в карман.
В листке было написано:
«НАДА БУТЬ ДОБРУМ».
ЛЮБИТЕ ОБИЖАЮЩИХ ВАС.
Лев Толстой, пьеса
Маша 10-ти лет и Ваня 8-ми.
Маша. А я сейчас думаю: вот если бы мама вернулась сейчас и взяла бы нас с собой и мы все бы поехали сначала в пассаж, а потом к Насте. А тебе чего бы хотелось?
Ваня. Мне? Мне бы хотелось, чтобы было, как вчера.
Маша. Да что ж такого вчера было? То, что тебя Гриша побил, и потом вы с ним расплакались? Тут хорошего мало.
Ваня. А вот это самое и хорошо было. Так хорошо было, что лучше ничего не бывает. Вот этого бы мне и хотелось.
Маша. Не понимаю.
Ваня. А это вот что. Я тебе растолкую, чего мне хочется. Помнишь, как в прошлое воскресенье дяденька П. И.... как я его люблю
Маша. Кто ж его не любит. Мама говорит, что он святой. Это и правда.
Ваня. Так помнишь – прошлое воскресенье он рассказывал историю, как одного человека все обижали, и кто больше обижал, тех он больше любил. Они его ругают, а он их хвалит. Они его бьют, а он им помогает. Дяденька говорит, что если так делать, так очень хорошо тому, кто так делает. Мне это понравилось, я и захотел так делать. И вот, когда Гриша побил меня вчера, я вспомнил это, стал его целовать, а он заплакал. И так мне стало весело. А с няней вчера я ошибся: она меня стала бранить, а я забыл, как надо, и сам нагрубил ей. И вот мне теперь хочется еще раз попробовать, как с Гришей было.
Маша. Так тебе хотелось, чтобы тебя побил кто-нибудь?
Ваня. Даже очень бы хотелось. Я бы сейчас сделал то же, что с Гришей, и сейчас же мне бы стало весело.
Маша. Вот глупости-то. Как был глуп, так и остался.
Ваня. Ну что ж, глуп так глуп, а только я знаю теперь, как надо делать, чтобы всегда было хорошо.
Маша. Ужасный дурак! И точно хорошо от этого бывает?
Ваня. Очень.
ГЕОСКАЗКА
КАК БАШНИ ПОССОРИЛИСЬ
Светлана Белокурова-Видерхольд
Жили-были три башни. Да-да, не удивляйтесь, именно башни! Жили они дружно, часто весело болтали о том, о сем. Одну звали Останкинская башня, вторую – Берлинская, а третью – Эйфелева. Но вот однажды... – Я – самая красивая башня! – сказала Эйфелева. – Меня рисуют художники, меня снимают для журналов, обо мне пишут в школьных учебниках. И нет ни одного человека в мире, кто бы обо мне не слышал! И вообще, я символ Парижа! А Париж – это столица Франции! – Фи, задавака! – ответила ей Берлинская. – Я вот тоже в каждой книге о Берлине, а Берлин, между прочим, тоже столица, только Германии! Вот! – Нашли чем хвастаться, – сказала Останкинская башня. – И я из столицы. Да-да, из столицы России – Москвы! Но француженка не успокаивалась. – Зато я – настоящее чудо: я сделана из 18 тысяч деталей, а гаек на мне – два с половиной миллиона! – Ну и что?! Во мне вот 45 этажей! – ответила ей Останкинская. – А у меня есть ресторан, и он вращается! – вмешалась Берлинская башня. – И у меня есть! – закричала Эйфелева. – И у меня, и у меня! – подхватила Останкинская. – А я самая высокая, – не унималась парижанка, – я 317 метров высотой! – Ха-ха, – засмеялась Берлинская, – а я – 360! Это не ты, а я самая высокая! – Куда уж вам, – заявила Останкинская. – Самая высокая – я, у меня рост – 540 метров! И так башни рассорились. Стоят и молчат, будто друг друга не видят... Первые дни они еще сильно друг на друга обижались и поэтому было легко молчать. Но потом стало скучно и грустно. Башни стояли унылые. А тут еще осень пришла с частыми дождями. От этого еще тоскливей становилось. Башни начали от одиночества ржаветь. Тут и до простуды недалеко. – Пщи! – чихнула Эйфелева башня. – Будь здорова! – тут же откликнулась Берлинская. – Ты бы горячего чаю попила! – посоветовала Останкинская. – Спасибо, – ответила растроганная вниманием француженка и улыбнулась двум башням. И башни, конечно же, улыбнулись ей в ответ. И они помирились. И больше никогда не ссорились, ведь какая разница, кто выше, а кто изящнее, главное, что есть те, с кем всегда можно поговорить и посмеяться и кто предложит тебе в непогоду горячего чая!
Столица
Есть в каждой стране город главный,
Большой он, важный и славный.
Зовется город столицей.
Не знать ее не годится!
Коми – Сыктывкар
Россия – Москва
Украина – Киев
Беларусь – Минск
Молдова – Кишинёв
Франция – Париж
Германия – Берлин
15
Лев Толстой, пьеса
Дети: Маша и Миша, перед домом строят для кукол шалаш.
Миша (с сердцем на Машу). Да не то. Ту палку тащи. Непонятная!
Старуха (выходит на крыльцо, крестится и приговаривает). Спаси её Христос! Вот душа ангельская. Всех жалеет.
(Дети перестают играть, смотрят на старуху)
Миша. Ты о ком?
Старуха. Об матушке об вашей. Помнит Бога. Нас, бедных, жалеет. Вот и юбку дала, и чайку, и деньжонок. Спаси ее господи, царица небесная. Не так, как тот нехристь. «Много вас, говорит, шляется». И собаки такие же злые. Насилу ушла.
Маша. Это кто же?
Старуха. Да напротив винополки. Ох, недобрый барин. Ну да бог с ним. Спасибо ей, голубушке, наградила, утешила горемычную. И как бы жить нам, кабы таких людей не было. (Плачет)
Маша (к Мише) Какая она добрая.
Старуха. Вырастете, детки, также не оставляйте бедноту. И вас Бог не оставит. (Старуха уходит.)
Миша. Какая она жалкая.
Маша. А я рада, что мама ей дала.
Миша. А я не знаю, отчего не давать, когда есть. Нам не нужно, а ей нужно.
Маша. Ты помнишь, как Иоанн Креститель говорил: у кого две одежды, отдай одну.
Миша. Да, когда вырасту, я всё буду отдавать.
Маша. Всё нельзя.
Миша. Отчего нельзя?
Маша. А сам как же?
Миша. А мне всё равно. Надо быть всегда добрым. И всем хорошо будет.
И Миша бросил играть и пошел в детскую, оторвал от тетради листок и написал что-то в него и положил в карман.
В листке было написано:
«НАДА БУТЬ ДОБРУМ».
ЛЮБИТЕ ОБИЖАЮЩИХ ВАС.
Лев Толстой, пьеса
Маша 10-ти лет и Ваня 8-ми.
Маша. А я сейчас думаю: вот если бы мама вернулась сейчас и взяла бы нас с собой и мы все бы поехали сначала в пассаж, а потом к Насте. А тебе чего бы хотелось?
Ваня. Мне? Мне бы хотелось, чтобы было, как вчера.
Маша. Да что ж такого вчера было? То, что тебя Гриша побил, и потом вы с ним расплакались? Тут хорошего мало.
Ваня. А вот это самое и хорошо было. Так хорошо было, что лучше ничего не бывает. Вот этого бы мне и хотелось.
Маша. Не понимаю.
Ваня. А это вот что. Я тебе растолкую, чего мне хочется. Помнишь, как в прошлое воскресенье дяденька П. И.... как я его люблю
Маша. Кто ж его не любит. Мама говорит, что он святой. Это и правда.
Ваня. Так помнишь – прошлое воскресенье он рассказывал историю, как одного человека все обижали, и кто больше обижал, тех он больше любил. Они его ругают, а он их хвалит. Они его бьют, а он им помогает. Дяденька говорит, что если так делать, так очень хорошо тому, кто так делает. Мне это понравилось, я и захотел так делать. И вот, когда Гриша побил меня вчера, я вспомнил это, стал его целовать, а он заплакал. И так мне стало весело. А с няней вчера я ошибся: она меня стала бранить, а я забыл, как надо, и сам нагрубил ей. И вот мне теперь хочется еще раз попробовать, как с Гришей было.
Маша. Так тебе хотелось, чтобы тебя побил кто-нибудь?
Ваня. Даже очень бы хотелось. Я бы сейчас сделал то же, что с Гришей, и сейчас же мне бы стало весело.
Маша. Вот глупости-то. Как был глуп, так и остался.
Ваня. Ну что ж, глуп так глуп, а только я знаю теперь, как надо делать, чтобы всегда было хорошо.
Маша. Ужасный дурак! И точно хорошо от этого бывает?
Ваня. Очень.
ГЕОСКАЗКА
КАК БАШНИ ПОССОРИЛИСЬ
Светлана Белокурова-Видерхольд
Жили-были три башни. Да-да, не удивляйтесь, именно башни! Жили они дружно, часто весело болтали о том, о сем. Одну звали Останкинская башня, вторую – Берлинская, а третью – Эйфелева. Но вот однажды... – Я – самая красивая башня! – сказала Эйфелева. – Меня рисуют художники, меня снимают для журналов, обо мне пишут в школьных учебниках. И нет ни одного человека в мире, кто бы обо мне не слышал! И вообще, я символ Парижа! А Париж – это столица Франции! – Фи, задавака! – ответила ей Берлинская. – Я вот тоже в каждой книге о Берлине, а Берлин, между прочим, тоже столица, только Германии! Вот! – Нашли чем хвастаться, – сказала Останкинская башня. – И я из столицы. Да-да, из столицы России – Москвы! Но француженка не успокаивалась. – Зато я – настоящее чудо: я сделана из 18 тысяч деталей, а гаек на мне – два с половиной миллиона! – Ну и что?! Во мне вот 45 этажей! – ответила ей Останкинская. – А у меня есть ресторан, и он вращается! – вмешалась Берлинская башня. – И у меня есть! – закричала Эйфелева. – И у меня, и у меня! – подхватила Останкинская. – А я самая высокая, – не унималась парижанка, – я 317 метров высотой! – Ха-ха, – засмеялась Берлинская, – а я – 360! Это не ты, а я самая высокая! – Куда уж вам, – заявила Останкинская. – Самая высокая – я, у меня рост – 540 метров! И так башни рассорились. Стоят и молчат, будто друг друга не видят... Первые дни они еще сильно друг на друга обижались и поэтому было легко молчать. Но потом стало скучно и грустно. Башни стояли унылые. А тут еще осень пришла с частыми дождями. От этого еще тоскливей становилось. Башни начали от одиночества ржаветь. Тут и до простуды недалеко. – Пщи! – чихнула Эйфелева башня. – Будь здорова! – тут же откликнулась Берлинская. – Ты бы горячего чаю попила! – посоветовала Останкинская. – Спасибо, – ответила растроганная вниманием француженка и улыбнулась двум башням. И башни, конечно же, улыбнулись ей в ответ. И они помирились. И больше никогда не ссорились, ведь какая разница, кто выше, а кто изящнее, главное, что есть те, с кем всегда можно поговорить и посмеяться и кто предложит тебе в непогоду горячего чая!
Столица
Есть в каждой стране город главный,
Большой он, важный и славный.
Зовется город столицей.
Не знать ее не годится!
Коми – Сыктывкар
Россия – Москва
Украина – Киев
Беларусь – Минск
Молдова – Кишинёв
Франция – Париж
Германия – Берлин
15
Приложенные файлы
